Странности Чайковского были связаны наперво с особенностями его нервно-психической конституции. С детства он отличался крайней впечатлительностью и обидчивостью — его мог задеть малейший пустяк. «Стеклянный ребенок» — говорили о нем. — типичный IV психологический тип (меланхолический темперамент). Безудержная фантазия, указывавшая на недюжинный творческий потенциал. Следствием «слабого психотипа» являлись совсем нередкие приступы уныния, истерических реакций, страха скорой смерти. Эти приступы и припадки перемежались с периодами душевно-творческого подъема, благодаря которым рождались общеизвестные шедевры. Чайковский, собственно, работой и спасался (хотя первое время после окончания консерватории его одолевали опять же приступы полной апатии, исключающие плодотворную работу — он жаловался брату на обломовщину (которую однако вскоре сумел преодолеть и впоследствии работал практически ежедневно и по много часов)). Связана ли с гениальностью его одна общеизвестная странность («деликатная» болезнь)… едва ли. А главная его странность была, пожалуй связана с тем (по мнению его близких), что он… решил в итоге себя посвятить музыке! Великие композиторы обычно выказывали (и выказывают) гениальность уже в самом раннем детстве, Чайковский же вызрел достаточно поздно — по сути к 3-му десятку лет. Конечно, он демонстрировал музыкальные склонности с самого детства, но так — «в пределах» — обнаружил хороший слух, но не абсолютный (что считается непременным условием великого музыканта); научился хорошо играть на рояле, но не так, как в том же возрасте те же Моцарт, Лист, Мусоргский, Рахманинов, другие… Стал учиться на правоведа, но музыкальный зуд не проходил, и юный Чайковский написал в дневнике, что «с моим-то изрядным талантом я рано или поздно сменю род деятельности»; продолжил брать уроки музыки, но его преподавательоценил его по-божески: «Недурно владеет инструментом… вообще знает толк в музыке… но чтобы заниматься профессионально?.. скорее, нет». Однако, Чайковскому удалось поступить в консерваторию (и впоследствии с отличием окончить), ну и это показалось его брату ужасно СТРАННЫМ — «зачем тебе это надо?». На что ПИ ответствовал, что «может, я и не досягну до Глинки, но ты еще будешь гордиться родством со мною» (т.е. ощущал пока под спудом, но — колоссальный потенциал). Может быть это и странно, но теперь им гордится вся Россия (лично мои музыкальные «боги» — это Бетховен и, безусловно, Чайковский; как-то мне пришлось беседовать с корейской скрипачкой, ну и я спросил про ее музыкального бога, и она ответила «Чайковский», что было мне как русскому необыкновенно приятно, но ничуть не СТРАННО).